Планета школ

В "Новой газете" опубликовали интересную статью, которую бы хотелось выложить полностью без всяких сокращений. Разобью лишь на 2 части, чтобы было легче читать.

О влиянии реформ на учителей, обстановку в школе и учеников

Борьба в театре абсурда

«Помните школьные драки? Восьмой класс идет «махаться» за гаражи, а кто стоит вокруг? Шкеты класса из третьего. Переживают, советуют: «Ногой его, ногой!» Думаю, то, что они могут увидеть в сериале на Первом канале, — не самое страшное. Понятно, почему возмущаются родители: не хотят верить, что их Мишенька или Машенька могут так себя вести, — говорит молодой учитель истории Виктор. — Фильм натуралистичный, но с действительными проблемами школы связан только функцией: спустить пар в свисток». Уточню: Витя уже бывший учитель.

Как он считает, «в школу сейчас идут либо троечники, либо идеалисты». Себя причисляет ко второй категории. Из 70 выпускников факультета кроме моего собеседника учителем стала только одна девушка.

Узнав о решении Вити, друзья сказали: «Балбес». Подруга улыбнулась: «Посмотрим, на сколько тебя хватит». Мама порадовалась: «Наконец-то нормальная работа» (Витя подрабатывал с восьмого класса кем мог — от строителя до офисного клерка). Выпускник все лето ходил по образовательным инстанциям, выпрашивая направление, «совсем переклинило, готов был даже в село, но мне отвечали: вакансий нет». Найти место помог знакомый учитель, который объяснил, что с улицы в школу не устроишься.

К 2 сентября (1-го серьезные уроки не ставят) Витя готовился вдохновенно. Тема — индустриальное общество, XIX век, значение для мировой истории, вот так сяду за учительский стол, так пройду к доске… Словом, во всех подробностях представлял себя в школе. Там оказались еще и дети.

Утром завуч предупредила: «Если что, зови меня», — и очень бодро похлопала по плечу. Первым был 8 «А», следом 8 «Б» — класс для отстающих, как выражается политкорректный Витя, «с большим количеством представителей нерусскоязычных этносов». «Я прослушал годичный курс педагогики, лекции о личностном подходе. Но оказался совершенно не готов. Ну не было параграфа о том, как заставить заткнуться козла с задней парты, который во время урока слушает музыку на телефоне и грызет семечки!» После уроков подошла завуч, осторожно поинтересовалась впечатлениями. «Хочется выпить», — признался Витя. «Можем выделить 100 рублей аванса», — сказала завуч.

Рассказывая подросткам о «нашей великой истории», Виктор удивился: «Откуда у восьмиклассников такая ненависть к своей стране, точнее, к государству?» Погулял по поселку. Район бедный, неблагополучный, но экологически чистый. Рядом с избушками — коттеджи, блестящие иномарки с госномерами, запах шашлыка из-за заборов. «У половины учеников отцы пьют, у остальных — неполные семьи. Кто виноват? Они считают, что власть». Конкретных требований и предложений к власти подростки не формулируют. По наблюдениям моего собеседника, «левые, правые, любые политические движения в школе сейчас непопулярны, нельзя сказать, что сегодняшние дети безынициативные, но их энергия сливается во «Вконтакте».

Основной неожиданностью в учительской работе оказались объемы показухи. «Главный герой в школе — не ребенок. На первом месте — бумажка. Не так важно, как ты проведешь урок, важнее, как ты за него отчитаешься». Витя проводил пять уроков в день, еще часа два проверял письменные работы, а потом до девяти-десяти часов вечера составлял документы о проделанной и намеченной работе. Школьное начальство требовало выставлять не меньше пяти—семи оценок за урок, чтобы более высокое начальство при проверке журналов было довольно интенсивностью учебного процесса. В коррекционном классе, где часть учеников не вполне свободно владеет русским языком, устно спросить такое количество детей не всегда возможно, «то есть часть оценок приходится рисовать».

«Работа в школе — как зараза, один раз прочувствуешь, потом не отделаешься. За день выложишься, вызверишься, пока идешь домой, выкуришь полпачки — а я ведь еще в одиннадцатом классе бросил!.. И вдруг назавтра они тебе про Ярослава Мудрого рассказывают, про то, что Россия — это Европа, про то, что государство должно гражданину, а гражданин — государству. Они ду-ма-ют. Это я научил. Ну, так хорошо, чувствуешь, что не зря живешь. — Витя минуту молчит, что-то вспоминая, и продолжает: — Кто-то может жить этой радостью. Но нужно же еще и девушке цветы покупать, а не только делиться восторгами об успехах Петрова—Васечкина».

Зарплата молодого историка в первые полгода работы составляет 3,8 тысячи рублей, «в том числе 173 рубля надбавки за приоритетность предмета, которая греет самолюбие, ведь, например, за физику платят 17». 800 рублей уходило на проезд до работы. Витя прикинул перспективы: «В хорошей центральной школе, набравшись опыта, можно будет получать до 15 тысяч рублей. Менеджер по продаже скрепок получает от 15 тысяч. Прямо сейчас», — и написал заявление об уходе.

Правильная Маша

Маша поступила в педучилище после 9-го класса. Мы удивлялись: в середине 1990-х было очевидно, что надо выбирать профессию бухгалтера или юриста, а Маша «хотела работать с детьми» и считала эту работу подходящей для женщины. Мы называли ее «правильной». До сих пор Маша хмурится, если за чаепитием кто-то хватает сразу две конфеты вместо одной, и отворачивается, когда я достаю сигарету, будто это неприлично.

Она поднималась из самых низов школьной иерархии — была социальным педагогом, воспитателем, вела продленку. Осенью ей наконец дали класс.

1 сентября, конечно, было страшно. Работа с первоклашками — не просто ювелирная, это нанотехнология. «Они приходят ко мне, еще ничего не зная. Мы проходим по одной букве в день. Как отсчитать в тетради клеточки для полей, почему нельзя говорить, прежде чем поднимешь руку, — если я этому не научу, никто за меня этого не сделает».

«На курсах повышения квалификации нам зачехляют: переходите на современные программы, ваши ученики теряют в знаниях! Девчонки отвечают: вы зайдите к нам в школу, понюхайте, как воняет туалетом, вы о чем вообще? Нам жалко родителей, они не могут купить дорогие развивающие учебники».

Теоретически учитель имеет право сам выбирать программу. На деле выбор ограничен содержанием школьной библиотеки. Областные власти еще полтора года назад объявили, что младшая школа обеспечена учебниками за счет бюджета. Действительно, книжки купили, но в основном по программе «Школа России», которая считается устаревшей. Маша работает по программе Виноградовой. Предупредила родителей, что нужно сдать по 2 тысячи рублей для покупки учебников на следующий год. Нужны еще тетради на печатной основе на 900 рублей. Решено покупать одну тетрадку на двоих, дети будут писать по очереди. Маша уже договорилась с книжным магазином: за оптовую покупку дадут скидку, и на разницу она купит комплект для себя (на приобретение литературы педагогам выделяется по 100 рублей в месяц).

«По статистике, 63% учителей не могут обеспечить одного ребенка. Не знаю, откуда такие цифры берутся. По-моему, все 93%». Маша получает 6,8 тысячи рублей. 3 тысячи нужно платить за квартиру, 1 тысячу — на питание ребенка, 250 рублей — за музыкальную школу, 150 рублей — за компьютерный кружок. Около 10 тысяч рублей стоит собрать дочку к 1 сентября. Для себя, любимой, остаются туфли за 300 рублей и отпуск на Черном море, на который нужно копить полтора года.

Как говорит Маша, самое трудное в школьной работе — отношения внутри коллектива. Модернизация образования начиналась с замечательной идеи: материально стимулировать лучших педагогов. Но авторы высоких идей, как правило, не смотрят под ноги. А там, под ногами, оказались немолодые училки, измотанные десятилетиями нищеты и всеобщего презрения. С введением стимулирующих доплат в коллективе начались конфликты. Чтобы получить надбавку, нужно составить портфолио с перечнем профессиональных достижений. Портфолио сдают школьной администрации. Кто и как его оценивает, училки толком не понимают. Их ставят перед фактом: выдают ведомость с количеством начисленных баллов.

Маша заработала доплату 1260 рублей (второй результат по школе) и прочувствовала, что такое зависть коллег. Если топ-модели сыплют конкуренткам толченое стекло в туфли, то училки используют детей. Высказать в присутствии учеников едкое замечание о коллеге, тихо саботировать организованное «выскочкой» школьное мероприятие, подбить родителей на написание жалобы директору… Школьная атмосфера — тонкая материя, рвется легко в клочья.

Спрашиваю, не думала ли Маша о смене работы. Она испуганно машет рукой и вспоминает о «продавце на базаре» — этот генетический ужас преследует поколения учителей, даже молодых, которые не сталкивались с такой альтернативой в 1990-х. Вот если бы вернуть время назад, соглашается Маша, то не было бы никакого педучилища. Пошла бы, как советовала мама, в железнодорожный.

Окончание...

По теме:
Кое-что из дневника учителя
Серпентарий. Посторонним не входить!